Путешественники, посещавшие Колывано-Воскресенские заводы во второй половине XVIII в., неизменно интересовались историей открытия алтайских серебросодержащих руд, поскольку кабинетские заводы являлись главным поставщиком драгоценных металлов Российской империи. Академики Симон Паллас и Петр Фальк, побывавшие в горном ведомстве в 1771 г., лишь кратко, вероятно со слов местных жителей, отразили в своих путевых дневниках историю обнаружения серебра. И. П. Фальк пишет, что «в 1732 году Екатеринбургская Берг-коллегия, услыша, что в колыванской медной руде содержится также и серебро, предписала инженер-капитану... Фермеру и асессору Рейзеру... исследовать оное на месте». Однако этот сюжет автор далее не развивает. Фальк практически пересказывает легенду о бегстве в 1743 г. Ф. Трейгера «с богатыми штуфами», что свидетельствует о бытовании этой версии в 1770-е гг. на Алтае [37, с. 451].
Немецкий ученый формулирует важное положение, которое затем так или иначе повторялось во всех версиях легенды: «А как по законам ни один частный человек не может владеть золотыми и серебряными рудниками и их разрабатывать, но обязан свои рудники, коль скоро найдены будут в них драгоценные металлы, отдавать в казну за установленную цену...» - заводы были отобраны у Акинфия Никитича в казну [37, с. 452-453]. Как видим, если Веймарн только ставил вопрос о законности организации частным заводчиком сереброплавильного производства, то Фальк излагает сформировавшееся к 1770-м гг. мнение о монопольном праве государства на добычу золота и серебра. Практически те же сведения мы находим в путевых заметках П. С. Палласа [49, с. 314, 330]. Если учесть, что рукопись генерала Г. Веймарна до сих пор не опубликована, а материалы П. Фалька были опубликованы на немецком языке лишь к 1786 г. (на русском - в 1824 г.), то книгу П. С. Палласа «П. С. Путешествие по разным местам Российского государства», изданную на немецком в 1774 г. (на русском - в 1786 г.), можно назвать первой публикацией, в которой говорится о незаконной плавке алтайского серебра А. Демидовым.
В конце XVIII в. впервые появляется издание, в котором была последовательно изложена история возникновения и развития горно-металлургического производства на Алтае. Его автором-составителем был уральский горный специалист, академик Петербургской академии наук И. Герман. Это было крупномасштабное исследование по всем сибирским заводам, которое так и называлось «Сочинения о Сибирских рудниках и заводах, собранные надворным советником и академиком Иваном Германом». В первой части этого издания была опубликована история Колывано-Воскресенских заводов. При создании своей книги Герман воспользовался сведениями, представленными ему различными корреспондентами. «Обозревая все почти рудники и заводы, - писал ученый в 1797 г., подводя итоги своему многолетнему труду, - я прилагал всевозможное старание в доставании всяких до горных и заводских дел касающихся сведений... и имел счастие получить многие, по большей части на предложенные мною вопросы, сделанные описания». В алтайском архиве хранится рукопись неизвестного автора (возможно, С. Поспелова) которой, вероятнее всего, воспользовался академик [27, с. 104-107].
Автор сочинения не останавливается отдельно на вопросе о законности плавки серебра Демидовым. Он лишь указывает, что «в 1736 году добываема уже была Корбалихинская руда, названая потом Змеиногорскою, из которой полученной роштейн, по незнанию, как из него отделить чистой металл, брошен. И хотя по малым пробам те руды и оказывали в себе часть серебра, но сие сочтено было, что пробирщик клал туда могильное чудское серебро или серебряныя копеечки» [39, с. 236]. Интересно отметить, что в рукописи алтайского автора, которую использовал Герман, указано лишь, что пробирщик «тут полагал особое серебро» [22, л. 22 об.]. Ничего не говорится в рукописи также о причинах отъезда Ф. Трейгера и поднесения Демидовым серебра императрице. Герман же наполняет эти сведения новым содержанием: «А как в 1742 году из находившихся по контракту в службе у его Демидова штейгер Филип Трейгер скрылся, то он, опасаясь дабы чрез него не было объявлено, что калыванския руды содержат в себе золото и серебро, решился о том донесть сам ея императорскому величеству...» [39, с. 237-238]. Все это свидетельствует о том, что академик, помимо алтайского источника, привлекал дополнительные сведения при составлении «Сочинений».
Сопоставление с другой рукописной историей того же времени наталкивает на предположение, что она также была в распоряжении Германа[1]. Речь идет о не опубликованной до сих пор «Российской горной истории», написанной историком горного дела конца XVIII в. Никитой Сергеевичем Ярцо- вым[2]. Для нас данный источник интересен еще и тем, что отец автора, Сергей Ярцов, сам в 1735-1737 гг. в качестве казначея работал на Колывано- Воскресенском заводе [20, л. 151 об., 153 об.] и, по словам Рожкова, был лично знаком с А. Демидовым [55, с. 340]. Это указывает на то, что со слов отца автор мог зафиксировать свидетельства и легенды самих участников освоения алтайских недр.
Н. Ярцов достаточно подробно освещает вопрос о тайной плавке Акин- фием Никитичем алтайского серебра: «Известно, и даже самыми опытами доказано, что ни одной колыванской медной руды без содержания серебра и свинца почти совсем не бывает, следовательно, черная медь выплавлялась у Демидова со свинцом и серебром. По преданиям же старожилов известно, что для очистки оной устроено было на одном острове Черноисточинского озера (теперь пруд при заводе того же имени, в 20 верстах от Нижне-Тагильска) фабричное здание, где не только черная медь нанятыми искусными плавильщиками отделялась, но даже серебро от свинца доставалось» [55, с. 340]. В этом отрывке впервые зафиксирован Нижнетагильский вариант легенды о плавке серебра из колыванских руд. Ярцов утверждал, что «Ак. Демидов хорошо знал о серебре в алтайских рудах, а может быть, и пользовался ими...».
Впервые довольно детально и красочно описана в рукописи также алтайская легенда о бегстве Трейгера: «в 1743 году, по истечении срока найма, иноземец Филипп Трейгер, будучи разсчитан владельцем, набрал... целую шляпу самородков и рудных кусков серебра и, показав оные мастеровым, говорил, что отправляется в С.-Петербург для „показаний"... Но у Демидова на заводах полицейская часть (вернее, шпионство) была устроена отменно хорошо: тотчас дали знать о Трейгере в Невьянск, и Акинфий Никитич сам поскакал в Петербург, куда прибыл, конечно, раньше изветчика и успел поднести государыне слиток» [55, с. 330]. Как видим, если в рукописи Веймарна и в сочинении Германа события излагались достаточно сухо, без излишних эмоций, то описание Ярцова рисует нам драматичную и даже детективную историю бегства Трейгера.
Последующие авторы XIX в. лишь пересказывали факты, изложенные в предыдущих исследованиях, не пытаясь их проверить или дополнить самостоятельными поисками документов[3].
Первой научной публикацией, в которой вопрос о тайной плавке Демидовым алтайского серебра удостоился специального изучения, стала статья уральского горного инженера, признанного знатока истории горного дела в России Василия Ивановича Рожкова. Можно утверждать, что по степени критического анализа документов, широте источниковой базы и уровню анализа исторических событий данное исследование является лучшей работой по указанной теме за прошедшие 250 лет.
Рожков ставит перед историками важную задачу - отделить слухи и предания от документально установленных фактов: «В нашей журнальной литературе довольно распространено мнение, будто Ак. Демидов на своих Колывано-Воскресенских заводах рядом с медью выплавлял, скрытно от правительства, и серебро. Не предъявляя никаких документальных доказательств, писатели высказывают такое мнение на основании слухов по преданиям от старожилов, и еще указывая на некоторые побочные обстоятельства, которые, однако, придают некоторую долю вероятия такому мнению. Писатели даже идут далее и высказывают, что Акинфий Никитич из получаемого серебра в своем Невьянском заводе чеканил монету». Ссылаясь на рукопись Ярцова, Рожков пишет: «Но и свидетельство современника, хотя довольно веское, не выходит из области слухов, догадок и преданий от старожилов, а такое серьезное обвинение, как недозволенная разработка драгоценного металла и запрещенная чеканка монеты, конечно, должно иметь положительные, основанные на неоспоримых фактах, доказательствах»[4].
Полностью отказавшись от использования в качестве аргументов народных преданий, историк попытался рассмотреть проблему, основываясь на документальных материалах, хотя честно признается, что большинство документов, проливающих свет на историю открытия алтайского серебра, «хранятся где-то и в печати до сих пор не появились» [55, с. 340]. Исследователь детально разбирает историю открытия и разработки алтайских месторождений и приходит к выводу, что наличие серебра в алтайских полиметаллических рудах не было секретом ни для Демидова, ни для горных властей. Автор приводит сведения, что еще в 1732 г. побывавшие на Колывано-Воскресенских заводах В. Райзер и В. Фермор в своем докладе сообщили, что алтайская руда «надежду и к свинцу и серебру подает». Также впервые Рожков приводит цитату из доноса на Демидова провинциального фискала Григория Капустина, который в 1733 г. писал императрице: «Найдена на тех заводах серебряная руда, которая по пробам иноземца Вейса в Москве является годною, а ныне тое руду без указа плавить не велено» [55, с. 343]. Именно эти сведения, по мнению Рожкова, убедили начальника уральских заводов В. Татищева в необходимости взять алтайские заводы в государственную собственность (что и было сделано в 1735 г.). Рожков считал, что вернуть заводы Акинфию Никитичу помогла дружба с Бироном. По нашему мнению, этот автор первым изложил версию о даче взятки Демидовым обер-камергеру Анны Иоанновны Бирону. В дальнейшем этот сюжет стал неизменной составляющей легенды о демидовском серебре.
Через 140 лет после Щербакова Рожков обратил внимание на «не разъясненное» обстоятельство поездки Улиха в Невьянск осенью 1745 г., однако не смог пояснить этот сюжет, сославшись на то, «что... эпизод о колыванском серебре архивным образом очень мало разработан». Однако это не помешало автору высказать предположение по обвинению Беэра и управляющего императорским Кабинетом Черкасова в том, что они сознательно не разрешали Улиху приезжать в Санкт-Петербург, чтобы царица не узнала о наличии на Невьянском заводе Демидова сереброплавильного производства [55, с. 333-334, 340, 348]. В начале статьи мы достаточно подробно осветили этот сюжет, поэтому лишь укажем, что эти обвинения А. Беэра и И. Черкасова беспочвенны.
Также первым Рожков попытался разобраться в вопросе о выгодности для уральского заводчика производства алтайской меди. Автор заявляет, «что в описываемое время разработка меди не представляла особенных выгод для частной предприимчивости»; для обоснования он приводит следующие расчеты: помимо десятины, взимаемой в качестве налога, каждый заводчик должен был отдавать государству меди по цене 4-4,5 рубля за пуд, себестоимость же пуда металла составляла не менее 5 рублей. Насколько эти утверждения достоверны, мы рассмотрим ниже. Здесь лишь отметим, что Рожков приходит к выводу: «Не медь, а серебро привело Ак. Демидова в Колывань» [55, с. 348, 350].
И тем не менее, несмотря на попытку непредвзятого анализа документальных материалов, Рожков не смог отказаться от установки на доказательство тайной плавки Демидовым алтайского серебра. Стремясь выстроить четкую и логичную концепцию, автор нередко искажает факты, дополняет документы своим вымыслом, неверно состыковывает факты, описанные в документах.
Одной из лучших работ по истории «демидовского» периода Колывано- Воскресенских заводов краеведами Алтайского края признается очерк J1. Малеева «Алтайский горный округ» (1909). Автор не рассматривал отдельно сюжет о демидовском серебре, как это сделал В. Рожков, но он тоже не мог пройти мимо этой проблемы. Исследование Малеева основано на значительном количестве архивных материалов, большая часть которых была опубликована впервые[5]. Однако именно сюжет о серебре освещается им в основном по народным преданиям. Автор дополняет тагильскую легенду о выплавке серебра, рассказывая о том, что в случае ревизии подвалы башни Нижнетагильского завода затапливались водой вместе с рабочими [47, с. 24][6]. «По другому преданию, один из рабочих Тагильского завода, доподлинно зная уголовные дела Акинфия Демидова, - а быть может, неволею и сам участвуя в них, - тайком ушел из Тагила в Петербург для доноса на Демидова... Посланная Демидовым погоня не застала беглеца». Демидов опередил беглеца и сам поднес императрице «часть серебряных рублевиков» [47, с. 24-25]. Этот рассказ интересен тем, что в нем, во-первых, впервые встречается утверждение о поднесении царице в 1744 г. серебряных монет3, а во- вторых, в рассказе объединены две легенды - бегство Трейгера с Алтая перенесено на Урал![7] Малеев собрал достаточно большое число народных преданий о тайной плавке серебра; так, он приводит одну из наиболее популярных легенд об игре Демидова с Елизаветой Петровной в карты на демидовские серебряные «рублевики» [47, с. 25][8].
Важно также отметить, что в отличие от Рожкова, который не связывал смерть Демидова с фактом раскрытия его серебряной тайны, Малеев одним из первых соединяет эти события. Акинфий Никитич, по его утверждению, не перенес «поражения по владению богатства, хотя бы и неправильно захваченного», и скоропостижно скончался [47, с. 25].
- Легенда обретает черты «научной гипотезы»
Как ни странно, но историки-профессионалы «советского периода» в основном заимствовали результаты исследований чиновников и горных офицеров XIX в., не проводя, за редким исключением, самостоятельных архивных поисков и лишь дополняя легенду своими догадками и домыслами [23, с. 210; 41, с. 231; 45, с. 385][9].
В 1950-е гг. «демидовским периодом» истории Алтайского края занимались два местных краеведа - М. Ф. Розен и П. А. Бородкин. В заслугу М. Розену можно поставить то, что он записал алтайские легенды, связанные с добычей драгоценных металлов в нашем крае: первая — о демидовской золотой карете, в которой якобы сам заводчик разъезжал по своим владениям[10], вторая - о так называемом «Потеряевском» серебряном руднике (Михаил Федорович вместе с одним из местных жителей даже предпринял попытку найти этот легендарный рудник) [56, с. 25-26; 57, с. 17-18]. Автор отдавал себе отчет в легендарности всех этих сведений, но в то же время отмечал, что в них «может быть, в чем-то была и доля правды».
Знаменательным событием в истории изучения указанной темы стала архивная находка Петра Антоновича Бородкина, который в Государственном архиве Алтайского края обнаружил доношение первооткрывателя змеиногорских серебросодержащих руд Федора Емельяновича Лелеснова [30, с. 275-285]. Рудознатец в 1769 г. рассказал об обстоятельствах открытия месторождения на Змеиной горе. Сведения, сообщенные Лелесновым, дополнили сюжет о «побеге» из Колывано-Воскресенских заводов саксонского мастера Филиппа Трейгера. Судя по этому документу, Трейгер покинул Алтай после того, как осенью 1743 г. сам Лелеснов показал ему на Змеиной горе образцы серебряной руды. Трейгер уехал, пообещав рудознатцу, что награду за открытие поделит с ним пополам [36, с. 407-408]. Интерпретация Бородкиным обнаруженного документа органично вплелась в легенду о тайной плавке алтайского серебра. Видимо, знакомство с воспоминаниями Лелеснова побудили Петра Антоновича написать художественную повесть «Тайны Змеиной горы» (1966), в которой легенда обрела литературную форму. Эта книга, как любое художественное произведение, изобилует ошибками и неточностями.
На протяжении всего XX в. тема тайной плавки серебра из алтайской черной меди привлекала уральских исследователей. В первую очередь изучению подвергались сохранившиеся башни Невьянского и Нижнетагильского заводов. Внимание к невьянским подземельям привлек пожар на заводе 1890 г., в результате которого были обнаружены подвалы, соединявшие господский дом с башней [46, с. 14; 61, с. 10, 40][11]. В 1930-1940-е гг. местные краеведы изучали подвалы знаменитой башни и, по их словам, видели две плавильные печи. В 1962 г. во время гидрологических работ при бурении скважины недалеко от башни геологи обнаружили каменные своды, заполненные водой; в 1987 г. во время очередных раскопок были обнаружены подземелья, заполненные шлаком[12]. Тайные подвалы давали пищу для воображения как маститым ученым, так и краеведам.
Несмотря на это обилие исследований и публикаций, вопрос о выплавке алтайского серебра на Урале так и не выходил за рамки легендарных преданий хотя и подкрепленных реальным наличием остатков демидовских подземелий, о которых никто ничего определенного сказать не мог. Переломным событием в процессе превращения легенды в «научно доказанный» факт, по-видимому, можно признать статью кандидата геолого-минералоги- ческих наук С. А. Лясика «Легенда под микроскопом» (1973 г.). В ней автор приводит результаты спектрального анализа сажи одного из дымоходов Невьянской башни. Результаты обследования показали, что сажа имела большое содержание серебра (1 г на тонну), еще больше свинца и цинка, медь же, отмечает автор, составляла очень небольшой процент примесей [46, с. 16][13]. Таким образом, если до этого легенда подтверждалась только преданиями и небольшим набором документальных фактов (большинство из которых носило вероятностный характер), то теперь химический анализ, казалось, поставил точку в этой истории, длившейся почти 250 лет. Это дало право алтайским краеведам сделать безапелляционный вывод: «как доказано новейшими исследованиями, серебро плавилось втайне в специальной башне Невьянского завода. И так как сбыть это серебро было далеко не просто, то А. Демидов из него делал монету, что приносило ему немалые доходы» [40, с. 83]. Между тем отметим, что если о тайной плавке серебра мнения уральских и алтайских исследователей совпадают, то к чеканке монеты в подвалах башни специалисты по уральским владениям А. Демидова не скрывают скептического отношения[14].
Последней по времени издания уральской работой, посвященной алтайскому серебру, стала книга И. М. Шакинко «Невьянская башня: Предания, история, гипотезы, размышления» (1989). Автор проделал кропотливое архивное исследование, собрал чрезвычайно интересный материал как по истории самой башни, так и по событиям, связанным с обстоятельствами открытия алтайских полиметаллических руд. Игорь Михайлович был убежденным сторонником версии о тайной плавке алтайского серебра. «Тайная плавка драгоценных металлов на Невьянском заводе (правда из колыванских руд) уже доказана и аргументирована документами и перестала быть секретом», - писал автор книги [63, с. 170].
Несмотря на кажущуюся научность и обстоятельность исследования в работе много произвольного толкования исторических фактов, а порой и «литературной» интерпретации документальных свидетельств с целью усиления драматизма повествования. Например, автор, пересказывая легенду о бегстве Трейгера с Алтая со шляпой самородков, записанную еще Ярцовым, сообщает, что все это содержалось в письме, якобы присланном Демидову в 1744 г. Не менее детективно описана история с приездом на Урал Готлиба Улиха в 1745 г. Само поднесение Акинфием Никитичем серебра императрице в феврале 1744 г. и его просьбу о переводе заводов из подчинения Берг- коллегии в ведение Кабинета И. М. Шакинко называет «серебряной авантюрой Акинфия Демидова», «одним из самых авантюрных заговоров XVIII века». Причем впервые в истории бытования легенды появляется версия, что компаньонами Демидова в этом «заговоре» был не только А. Беэр, но и управляющий Кабинетом барон Черкасов и даже... Елизавета Петровна! Несмотря на абсурдность всех этих обличений, Шакинко, на наш взгляд, пришел к верному выводу о том, что Демидов сам был инициатором перевода заводов в ведение императорского Кабинета, намеревался продолжить выплавку серебра, и только смерть помешала ему осуществить эти планы [63, с. 168, 174-177, 179].
Параллельно с уральскими историками над изучением истории края «демидовского периода» работали и алтайские исследователи. Мы не ставим задачей рассмотрение всей историографии проблемы, отмечая лишь те работы, которые, по нашему мнению, оказали значительное влияние на формирование легенды. Несмотря на обилие монографий и учебных изданий по истории края 1980-1990-х гг., на наш взгляд, признание легенды алтайскими исследователями и ее окончательное оформление связано с небольшой статьей С. И. Маслениковского (1980 г.). Автор, вслед за В. Рожковым, сделал попытку провести расчеты выгодности производства алтайской меди для А. Демидова. При этом исследователь опирается исключительно на работы своих предшественников, не привлекая каких-либо дополнительных архивных материалов.
Выводы, сделанные С. И. Маслениковским в данной статье и затем повторенные им в ряде последующих публикаций, являют собой характерный пример того, как произвольное «жонглирование» фактами позволяет историку прийти к заранее намеченному результату. Ссылаясь на Б. Кафенгауза, автор пишет, что в 1710 г. Никите Демидову было поручено построить медеплавильный завод в Кунгурском уезде (на Урале). При этом 9/ю меди заводчику надлежало сдавать в казну, а оставшийся металл продавать также государству по определенной цене. Далее исследователь отмечает, что, «очевидно, эти условия Н. Демидова не устроили» и завод так и не был построен [48, с. 170][15].
Маслениковский приводит подсчеты, по которым рыночная цена пуда меди составляла 6-7 руб., себестоимость производства для заводчиков превышала 5 руб., провоз пуда груза от Барнаула до Невьянска стоил 46,5 коп. Цена, по которой металл принимался в казну, составляла всего 4,5 руб. «Таким образом, - заключает автор, - становится очевидно, что сама по себе медь не могла привести А. Демидова на Алтай» [48, с. 173].
В дальнейшем эти разрозненные факты были объединены в «стройную» аргументацию, которая в настоящее время воспроизведена практически во всех учебных пособиях и энциклопедиях: «Выплавлять только медь было невыгодно, так как 9/ю ее Демидов должен был продавать государству по твердо установленной цене - 4 р. 50 к. за пуд. Реально же производство меди стоило 5 р., да еще перевозка до Екатеринбурга обходилась около 50 к. То есть на каждом выплавленном пуде меди А. Н. Демидов получал 1 рубль убытка» [25, с. 115; 38, с. 124; 40, с. 11; 60, с. 11]. Такие простые арифметические подсчеты понятны даже неподготовленному читателю, поэтому приведенная выше аргументация стала основной в доказательстве версии о тайной плавке алтайского серебра.
[1] Ср., например, цитату Ярцева: «По прибытии на место, из добытых экспедициею медной руды (по Корбалихе реке) и проплавленной получился роштейн... который по тогдашнему незнанию разделения... на очистку был брошен, и хотя по малым пробам те руды и самый роштейн и оказали в себе серебро, но сие сочтено было Угрюмовым по каким-то причинам, что якобы пробирщик клал в пробы могильное чудское серебро, или серебряные копеечки» [55, с. 345].
[2] Рукопись А. С. Ярцова «Российская горная история» хранится в библиотеке Петербургского горного института. Поскольку данный источник нам пока недоступен, мы в статье приводим выдержки опубликованные во второй половине XIX в. В. Рожковым.
[3] Г. И. Спасский полностью пересказывает Германа. Но им впервые опубликовано письмо Демидова к управляющему Кабинетом барону Черкасову, в котором сам заводчик рассказывает об обстоятельствах обнаружения алтайского серебра [59, с. 32-33, 89-90].
[4] В сноске В. Рожков поясняет: «Старожилы, а с их слов и публицисты, указывают на каменную башню, вышиною в 23 аршина, возведенную у самых ворот при въезде к заводским мастерским, также на подземельные камеры под сводами от этой башни и на скрытые подземные ходы от камер прямо в каменные хоромы — жилище Акинфия Никитича. Допустим, башню можно объяснить пожарной каланчой, но подземные камеры и ходы никакими надобностями для заводской техники и хозяйства не вызывались» [55, с. 339-340].
[5] Несмотря на то, что автор не указал архивных реквизитов использованных источников, нам удалось значительную их часть найти в РГАДА, РГИА, ГАСО.
[6] Эту же легенду см.: 44, с. 197; 31, с. 24.
[7] В рукописи Н. Ярцова специалистом, бежавшим с демидовских заводов, назван Юнгганс, но местом действия указан Невьянский завод [55, с. 330].
[8] Этот сюжет пересказан в книге М. Юдалевича «Барнаул» (1992).
[9] Б. Б. Кафенгауз указывает, что передача заводов в казну «была начата самим Ак. Демидовым ввиду доноса о нахождении на алтайских его рудниках не только меди, но и серебра» [43, с. 177, 179]. 3. Г. Карпенко, основываясь полностью на материалах Г. Веймарна, И. Германа и В. Рожкова, заявляет, что после 1737 г. «Акинфий Демидов рискнул нелегально развернуть выплавку серебра на Алтае». «Конфискация», по словам автора, алтайских заводов в 1747 г. была наказанием за незаконную выплавку драгоценного металла [42, с. 58]. Наибольшее количество ошибок и неточностей встречено нами в «Горной энциклопедии». В издании, в котором, казалось бы, должны быть представлены лишь наиболее проверенные сведения, практически все статьи В. А. Боярского по истории горного дела на Алтае представляют собой набор путаных фактов, которые автор еще более искажает [34, Т. 2, с. 210, 392; Т.З, с. 62].
[10] А. Демидов никогда не бывал на своих алтайских заводах и, как справедливо заметил М. Ф. Розен, Василий Рожков был не прав, предполагая, что в 1732 г. вместе с Райзером и Феромором на Алтай приезжал и Демидов.
[11] Подвалы были обнаружены в сгоревшей заводской конторе [63, с. 296].
[12] Как сообщают екатеринбургские исследователи, в 1930 г. краевед А. И. Горбунов видел в невьянских подвалах две печи. Сохранились два дымохода, причем один уходит в подвальные помещения. В 1940 г. В. А. Матвеев, работая над диссертацией «Архитектура Урала XVIII в.», проводил земляные работы и обнаружил подземелья. Автор книги «Тайны Невьянской башни» В. Г. Федоров писал, что, по словам старожилов, еще в 1940-е гг. они проходили по подземелям и видели там «две небольшие плавильные печи, нары из почерневшего дерева... и на полу человеческие кости» [56].
[13] Алтайским исследователям результаты анализа стали известны по статье А. Чапковско- го «Монетный судья» [62, с. 22].
[14] Не будем развивать эту тему, предложив читателям самим ознакомиться с некоторыми из мнений. См., например: Телков Б. Записки отдыхающего (Семь дней в Невьянске
[15] Но даже Б. Б. Кафенгауз отмечал, что эти условия «скорее свидетельствуют о государственном поручении, чем о праве собственности» [43, с. 157]. Характерно, что далее автор справедливо указывает, что уже по условиям 1720 г. при возведении Выйского завода Демидовы должны были сдавать казне 50% меди по рыночной цене - 6 руб. за пуд [48, с. 171].
Автор: А. В. Контев
Продолжение здесь. Первая статья о Демидове здесь.