Аргумент 7: испугавшись побега, А. Демидов в феврале 1744 г. сам преподнес царице алтайское серебро.

По нашему убеждению, А. Демидову нечего было опасаться. Тогда поче­му он в начале 1744 г. представил Елизавете Петровне слитки алтайского се­ребра, а 8 февраля решился на личную встречу с царицей? Все эти действия заводчика были напрямую связаны с началом производства алтайского се­ребра.

В 1743 г. Демидов принял «себе во услужение» сразу двух иностранных мастеров: берг-лейтенанта Иоганна Самуэля Христиани и плавильного мас­тера Иоганна Михаэля Юнгганса. По контрактам, заключенным на 4 года, первый должен был получать 400, второй - 600 руб. в год [18, л. 286 об.; 383-383 об.]. Достаточно сказать, что столько не получал ни один иностран­ный горный специалист в России. Задача этим иностранцам Демидовым бы­ла поставлена очень конкретная — организовать производство серебра.

С.            Христиани был отправлен на Колывано-Воскресенские заводы, а М. Юнгганс прибыл в Невьянский завод Акинфия Демидова. Как сообщает сам хозяин завода, Михаэль Юнгганс «усмотрел» там 233 пуда колыванской черной меди, привезенной с Алтая. Будучи опытным плавильным мастером, саксонец смог извлечь из этого полуфабриката 27 фунтов 80 золотников се­ребра. По нашему мнению, это оказалось совершенно неожиданным для Де­мидова — он даже не мог предположить, что серебро имеется в той самой черной меди, которую более 20 лет очищали на заводе! Понимая значение такого открытия, заводчик решил воспользоваться предоставленным ему шансом и лично поднес серебро царице. Никакого разрешения на плавку се­ребра ему не требовалось (он его имел по указу 1727 г.). Главной и единст­венной просьбой заводчика к царице являлось стремление «быть со всеми заводами, з детьми, мастеровыми и работными людьми... под ведением в вы­сочайшем Кабинете» - то есть Демидов просил личного покровительства ца­рицы. В своем прошении Акинфий Никитич просил вывести его из ведения Берг-коллегии и «других мест», отмечая, что если бы не проволочки столич­ного горного ведомства, он бы как «любопытный заводчик» давно мог обна­ружить серебро^[1]. Таковы, на наш взгляд, истинные причины приезда А. Де­мидова в Санкт-Петербург и поднесения им слитка серебра царице.

Аргумент 8: для расследования о «тайной плавке серебра» царица направила на Алтай комиссию А. Беэра.

Для проверки сведений А. Демидова и обследования алтайских месторо­ждений 17 мая 1744 г. была образована специальная комиссия во главе с на­чальником Тульских заводов А. В. Беэром. В указе ничего не говорилось о проведении следствия.

Однако в самый разгар подготовки комиссии к отъезду на Алтай про­изошло событие, которое, можно смело утверждать, резко изменило не только ход событий, но и всю историю Алтайского края. В июне в Москву, где тогда находилась царица, прибыл Филипп Трейгер с образцами змеино­горских руд. 22 июня 1744 г. пробирный мастер Готлиб Улих провел пробу образцов, представленных иностранцем. Руда оказалась не серебряной, а... золотой! Из трех центнеров или 300 фунтов было выплавлено: «чистых – серебра 9 золотников; золота - 6 золотников» [17, л. 2]. Такого расклада не ожидали ни А. Демидов, ни сам Ф. Трейгер (ведь он, как и Ф. Лелеснов, счи­тал, что руда содержит лишь серебро). По нашему мнению, значение этого факта недооценивается исследователями. Змеиногорское золото — первое рудное золото России - резко изменило ход дальнейших событий. Уже 2 ию­ля 1744 г. царица издает новый указ А. Беэру, значительно расширяющий полномочия комиссии. Из небольшой командировки на Колывано-Воскре- сенские заводы миссия Беэра превратилась в мероприятие общесибирского значения: бригадиру Беэру приказывалось секретно осмотреть все ураль­ские и сибирские заводы, «где разведать... о каких минералах, чего еще на свет не произошло» [35, с. 330-331]. Не случайно открытие первого ураль­ского золота в 1745 г. оказалось связано также с работой комиссии.

Аргумент 9: прибыв на Алтай, комиссия обнаружила на Колывано- Воскресенском заводе сереброплавильное производство.

Действительно, когда в январе 1745 г. А. Беэр прибыл на Колывано-Вос- кресенский завод, он застал здесь налаженное сереброплавильное произ­водство (все увиденные печи бригадир перечислил в своем рапорте императ­рице). Этот факт дал исследователям основание утверждать, что тайная плавка серебра велась не только на Урале, но и на Алтае.

Объяснение же этому факту достаточно простое и обыденное. Осенью 1743 г., когда М. Юнгганс работал на Невьянском заводе, второй саксонский специалист Самуэль Христиани приехал на Колывано-Воскресенский завод для организации здесь сереброплавильного производства. Академик Герман в своем сочинении прямо указывает, что первые сереброплавильные печи построил на Колыванском заводе именно Христиани [39, с. 237]. Скорее все­го, начало сереброплавильного производства на Алтае относится к концу зи­мы 1744 г. Выплавка демидовского серебра на Колывано-Воскресенском за­воде велась до приезда комиссии А. Беэра (январь 1745 г.), т. е. не более од­ного года.

Аргумент 10: Акинфий Демидов не выдержал раскрытия тайной плавки и в августе 1745 г. умер.

При рассмотрении этого аргумента мы встречаем классический пример того, как стоящие рядом события были объединены исследователями в каче­стве причины и следствия. Действительно, 5 августа 1745 г. по пути на свои уральские заводы после девятидневной болезни Акинфий Никитич скоропо­стижно скончался в возрасте 67 лет [33, с. 86].

По нашему мнению, не угроза потери заводов ускорила кончину Демидо­ва, а, наоборот, смерть могущественного заводчика привела в конечном сче­те к потере его наследниками всех алтайских предприятий. Эта точка зре­ния не нова. Еще сто лет назад историк В. Рожков писал: «Нельзя не заметить что правительственная сила была на стороне Акинфия Демидова про­тив него не слышно было ни одного голоса, а только смерть его порвала эту силу... По-видимому, не в пору умер Акинфий Никитич, и последнее слово, принадлежащее ему по праву, не было им сказано» [55, с. 335].

1744-1745 гг. были периодом наивысшего могущества знаменитого уральского заводчика. 24 июля 1744 г. царица официально узаконила то, что обещала Демидову еще в феврале при их личной встрече: Сенату был дан указ о привилегии действительного статского советника Демидова, по­жалованной ему за особые заслуги перед Отечеством. Отныне, «ежели где до него Акинфия Демидова будут касаться какие дела... о том наперед доно­сить Нам», — требовала царица [53, с. 178]. В благодарность за верную служ­бу императрица объявляла о своем покровительстве знаменитому уральско­му заводчику. Нет сомнения, что в появлении этого закона основную роль сыграло колыванское серебро. Начало его добычи как раз и стало одной из главных «государственных услуг», о которых шла речь в указе.

Аргумент 11: указом 1 мая 1747 г. заводы были отобраны (конфиско­ваны) у Демидовых в наказание за тайную плавку серебра.

Поскольку ни о каком следствии над А. Демидовым речи не шло, то и по­явление указа 1 мая 1747 г. нельзя связывать с наказанием заводчика и его наследников. Изначально, в 1745 г., вопрос о взятии Колывано-Воскресенских заводов в казну не стоял, предприятия хотя и перешли в ведение импе­раторского Кабинета, оставались собственностью наследников Демидова.

7 декабря 1745 г., по приезде в Санкт-Петербург, Андрей Беэр предста­вил Елизавете Петровне подробный рапорт о результатах работы комиссии. Интересно отметить, что в нем ни о каком взятии алтайских заводов речи еще не шло. Начальник комиссии предложил Елизавете запретить выплавку на Колыванском заводе медных руд (т. е. остановить завод, поскольку вы­плавка демидовского серебра закончилась уже в начале 1745 г.), оставив лишь Барнаульский завод в качестве медеплавильного предприятия. Для вы­плавки серебра из алтайских (змеиногорских) руд Беэр советовал постро­ить на реке Таре (за сотни километров от рудников) большой казенный за­вод и серебряные руды возить туда водным путем по Иртышу. «А покамест... вновь казенные заводы построены будут, плавить серебряные руды... при Колыванских заводех», - предлагал Беэр. То есть алтайские предприятия оста­вались за Демидовыми, но на Барнаульском разрешалось плавить только медь, а Колыванский полагалось временно взять для выплавки казенного се­ребра [35, с. 353-362]. Таким образом, Беэр предполагал совместную разра­ботку алтайских месторождений: медных - Демидовыми (на Барнаульском заводе), золото-серебряных - Кабинетом (сначала на Колыванском, а затем на вновь построенном «Тарском»).

Однако уже через две недели в докладе о развитии горного дела на Ал­тае Андрей Венедиктович предложил взять в казну не только Колыванский, но и Барнаульский завод «для плавки серебра, пока новые на Убе или Таре реках построены будут» [16, л. 10 об.]. Предложение о взятии всех алтайских предприятий «в казенное содержание» определялось не желанием наказать Демидовых (Акинфия вообще уже не было в живых), а сугубо производст­венной необходимостью. Примечательно, что Беэр советовал царице «подчи­нить под дирекцию Колыванских горных промыслов и под одно особливое смотрение ея императорского величества Кабинета» и государственные Нер- чинские заводы в Забайкалье, поскольку там выплавлялся свинец, необходи­мый в больших количествах для выплавки серебра [16, л. 12 об.]. Получает­ся, что по плану Беэра будущее Колыванское горное ведомство должно бы­ло охватывать территорию от р. Тары на западе до Забайкалья на востоке!

Алтайские заводы фактически были взяты в казну уже в августе 1746 г., но только 1 мая 1747 г. это было юридически закреплено императорским указом. По указу заводы полагалось не конфисковать у наследников, а взять «с описью», чтобы затем возместить эту сумму наследникам. Кроме то­го, А. Беэру приказывалось собрать подробные сведения о долгах Акинфия Никитича казне, которые также полагалось учесть при проведении взаимо­зачетов.

Демидовские приказчики оценили предприятия в 50 799 руб. 18 коп., од­нако представители Кабинета определили стоимость заводов по их реально­му состоянию на 1747 г. и получили сумму значительно меньшую — 29 445 руб. 27 коп. Долги же А. Н. Демидова различным государственным ве­домствам составили 68 945 руб. 98 коп., то есть в два раза превысили стои­мость всех алтайских предприятий [8, л. 168, 173-175; 12, л. 108-110; 13, л. 14-14 об.; 15, л. 86 об.; 21, л. 42]. Однако наследники не признали эти дол­ги, препирательства длились почти два десятилетия. В результате вопрос о долгах так и не был решен, но и наследники не получили компенсации за алтайские предприятия.

Аргумент 12: в 1977 г. при анализе дымоходов Невьянской башни в саже было обнаружено серебро.

Как уже отмечалось ранее, именно этот аргумент стал завершающей точ­кой в утверждении версии о тайной плавке серебра на Урале, ведь наличие серебра в дымоходах подтверждалось объективными данными химической науки. Ответ на вопрос, почему в саже из дымоходов знаменитой башни со­держалось большое количество серебра, дал еще в феврале 1744 г. сам Акин­фий Никитич. Объясняя, каким образом Юнггансу удалось получить драго­ценный металл, Демидов сообщал, что на Невьянском заводе «сначала плав­лена [была] медь черная. И не зная, что оная чернота в меди была от свин­цу... вычищали [ее] многими плавками, и тот свинец весь тратили в огне на­прасно» [35, с. 326]. Таким образом, в огне медеочистительных горнов, выго­рая вместе со свинцом, исчезало и серебро, которое имеет прочную химиче­скую связь именно с этим металлом. Драгоценный металл в буквальном смысле вылетал в трубу. Поэтому нет ничего удивительного, что сажа гор­нов Невьянской башни в большом количестве содержала примеси серебра (в феврале 1744 г. Демидов еще не знал, что вместе с серебром выжигалось и золото). Получается, что спектральный анализ сажи доказывает как раз обратное — большое содержание драгоценного металла указывает на то, что демидовские специалисты, не зная о наличии серебра в алтайской ме­ди, десятилетиями избавлялись от самого ценного — свинцовой «черноты», следовательно, и от серебра.

Но остается еще один вопрос: если Демидов не плавил на Урале серебро, то почему в 1746 г. на Невьянском заводе имелись сереброразделительные печи, на которых Улих плавил привезенные 246 пуд. «комисской» черной ме­ди? Объяснения это может быть два: во-первых, как мы уже говорили, сам Юнгганс в конце 1743 или начале 1744 г. должен был построить такие печи для выделения первого алтайского серебра. Во-вторых, в счетной ведомости Улиха о себестоимости выплавленного на Невьянском заводе серебра зна­чится статья расходов «за кладку печек каменщикам» и даже есть прямое указание о плате «за починку крышки на круглой печке» - т. е. сереброраз­делительном горне (трейб-офене) [17, л. 178-183]. Косвенные данные свиде­тельствуют, что Невьянский завод был в середине 1740-х гг. единственным предприятием на Урале, где имелось оборудование для выплави серебра.

Как видим, то, что при отсутствии документов выглядело как самая боль­шая тайна А. Демидова и служило пищей для всевозможных версий и исто­рических легенд, на деле находит вполне обыденное объяснение. Это, впро­чем, не делает историю с открытием алтайского серебра менее драматич­ной и захватывающей.

Рассмотрение истории складывания легенды и проверка аргументов ее сторонников, на наш взгляд, позволяют сделать достаточно интересные ме­тодологические выводы.

Любая историческая легенда всегда базируется на каких-то реальных ис­торических фактах. Недостающие звенья исследователи всегда пытаются восполнить собственными предположениями, выстроить четкую и логич­ную цепь последовательности событий. Поэтому зачастую события, хроноло­гически стоящие одно после другого, воспринимаются как причина и следст­вие, при этом неизбежно игнорируется принцип многофакторности истори­ческого процесса.

Еще одной важной особенностью исторического познания, которая, на наш взгляд, в полной мере проявилась в истории формирования данной ле­генды, является ретроспективность исторического познания (взгляд истори­ка из будущего в прошлое). Исследователь, в отличие от современника собы­тий, всегда знает не только изначальные факты, но и последствия того или иного явления. Соответственно он старается выстроить логику реконструк­ции прошлого, исходя из своих представлений и уровня знаний. Например, исследователи знали, что алтайская медь содержала в себе серебро и что в 1747 г. заводы были взяты у наследников А. Демидова. Поэтому им оказа­лось сложно понять, что крупнейшие специалисты первой половины XVIII в. могли не знать о содержании драгоценного металла. Игнорирование ряда важных архивных источников привело к тому, что «белые пятна» в истории открытия алтайского серебра стали заполняться домыслами, а иногда и пря­мым вымыслом исследователей.

Немаловажное значение в формировании легенды сыграла историогра­фическая традиция: историки, переписывая друг у друга сведения без про­верки фактов, приводимых предшественниками, зачастую лишь запутывали проблему. Причем наличие в числе авторов ряда видных специалистов при­вело к тому, что к концу XX в. перестал применяться один из главных прин­ципов обоснования любой научной гипотезы: общепризнанность суждения не является доказательством его истинности. Историк обязан отказаться от такого «способа проверки» гипотезы, как подбор подтверждающих приме­ров; напротив, следует стремиться находить аномалии, отсутствие которых будет лучшим подтверждением доказываемой версии, а присутствие - сти­мулом для коррекции или замены [58, с. 62]. Исследователь не должен от­брасывать факты, если они не вписываются в теорию.

В этой связи укажем, что и в представленной версии событий имеются вопросы, на которые мы пока не можем дать четкого ответа: 1) почему Ф. Трейгер решил ехать именно к царице и почему путь от Калывани до Санкт-Петербурга длился у него более полугода? 2) на каком основании А. Беэр забрал уже действующий демидовский Змеиногорский рудник в каз­ну не только еще до указа 1 мая 1747 г., но даже до смерти самого хозяина (рудник был взят 1 августа 1745 г., а Демидов умер 5 августа)? 3) почему Ели­завета нарушила не только свое обещание Демидову, но и берг-привилегию Петра I (1719 г.), которой царь гарантировал заводчикам, что «у них и у на­следников их оные заводы отняты не будут; 4) какие причины побудили ца­рицу в ноябре 1746 г. задним числом (!) отменить указ Петра II 1727 г.? Впро­чем, все эти вопросы относятся преимущественно к проблеме взятия алтайских заводов в государственную собственность и не имеют прямого отноше­ния к легенде о колыванском серебре.

Мы же в заключение хотели бы еще раз подчеркнуть принципиальный вывод, сделанный на основе анализа документов: никакой тайной плавки алтайского серебра А. Демидовым не было.

^[1] Прошение А. Демидова опубликовано [35, с. 325-327].

Автор: А. В. Контев

Первая часть аргументов здесь.