Поэтическое творчество всегда занимало в Китае исключительное место. Оно не ограничивалось рамками только интеллектуальной деятельности, а наделялось особыми общекультурными функциями, которые намети­лись в далекой древности, задолго до появления собственно литературы вэнь («художественная/изящная словесность»), включая поэзию. Важнейшие свойства и характеристики вэнь предопределены специфи­кой происхождения китайской иероглифической письменности. Она возникла в русле официальной ритуальной деятельности. Древнейшими письменными текстами являются так называемые надписи на гадатель­ных костях (цзягувэнъ), создававшиеся в ходе процедуры гадания, занимавшей важнейшее место в обрядовой деятельности государства Шан-Инь (XVII—XI вв. до н.э.) — первого в истории Китая собственно государственного образования, историчность которого полностью доказана археологическими материалами. Эти надписи, создававшиеся с середины XIV в. до н.э., одно­значно свидетельствуют о том, что китайская письменность находилась в генетическом родстве с государственностью, институтом верховной власти и с официальными религиозными пред­ставлениями и практиками. Кроме того, она наделялась магическими свойствами — способ­ностью служить посредником между людьми и высшими силами.

На протяжении следующей исторической эпохи — Чжоу (XI—III вв. до н.э.) — архаико-рели- гиозное осмысление письменности трансформировалось в натурфилософские и этико-фило­софские воззрения. Они находят отражение в значениях иероглифа вэнь, посредством которого вначале (приблизительно до I в. н.э.) обозначался любой письменный текст. Существует не­сколько версий этимологии этого иероглифа. По одной из них, он происходит от пиктограммы (древнейшая графическая форма китайской иероглифики), изображавшей человека с разрисо­ванным (татуированным) туловищем в момент исполнения им некоего ритуального действа. По другой — восходит к изображению переплетающихся нитей и имеет архаическое значение «тканый предмет», «тканое узорочье». Согласно еще одной версии, так первоначально обозна­чался расписной узор, причем выполненный синей и красной красками, т.е. цветами, служившими символами соответствен­но женского (инь) и мужского (ян) космических начал, взаимодействие которых по натурфилософским представле­ниям обеспечивает гармонию космического универсума, являет существо всех мировых процессов и порождает все реалии и предметы («десять тысяч/тьма вещей» — ванъ у) окружающего мира. Таким образом, в понятие вэнь изначально могла быть заложена идея высшей, космической гармонии.

Позднее термином вэнь определялся любой тип узоров — как искусственного (роспись, резьба, тканый орнамент), так и при­родного происхождения (вереницы облаков, рябь на воде, спле­тение ветвей деревьев, полосы и пятна на шкуре животных и др.). Высшим типом природных узоров выступает «небесный узор» (тянь вэнь) — звездное небо, передающее через движение светил, расположение созвездий принципы функционирования космического универсума. Так в китайской культуре утверди­лась концепция тождества (по принципу гомоморфизма) письменного и природных узоров. «Словесный узор» есть по­рождение и воплощение «вселенского узора». Но и «словесный узор» мыслился (отголосок архаико-религиозного восприятия вэнь) способным оказывать гармонизирующее воздействие на мир.

Такое отношение к вэнь лучше всего прослеживается на материале легенды о возникновении первых (согласно традиции) пись­менных знаков — триграмм гуа (графические комбинации из трех пре­рывистых и непрерывных черт). В ней говорится, что эти знаки были изобретены или (по другим вариантам легенды) скопированы со шкуры волшебного существа архаическим божеством-правителем Фу-си, намере­вавшимся с их помощью передать основные координаты мира и образую­щие его природные сущности.

В рамках философских учений, сформировавшихся на протяжении второй половины эпохи Чжоу — периоды Чунь-цю (Вёсны и осени, 770—476 гг. до н.э.) и Чжань-го (Сражающиеся царства, 475—221 гг. до н.э.), — выкристаллизовался взгляд на вэнь, основывающийся на со­циально-политических и этических концепциях. Иероглиф вэнь окончательно превратился в одну из центральных категорий китайской теоретической мысли, посредством которых пере­давались такие понятия, как «просвещенность», «культура», «цивилизация». Вэнь стала вопло­щением не только высших духовных ценностей общества, но и животворящего космического начала, противопоставляемого насилию и смерти (военной силе-у). «С древности существует вэнь и существует у. Это и есть основа Неба и Земли <...> Зарождение и рост всего живого это и есть вэнь<...>», — постулируется в сочинении IV—III вв. до н.э. «Гуанъ-цзы» («[Трактат] учителя Гуань [Чжуна]».

Архаико-религиозные, натурфилософские и философские взгляды на письменность предопре­делили превращение литературного творчества в органический и насущно необходимый эле­мент системы государственности. Они также обусловили особенности видового и жанрового состава вэнь как высокой литературы, а именно включение в нее «деловых» жанров, т.е. тех сочинений, которые помогали функционированию государства: августейшие декреты и указы, доклады трону, распоряжения, отчеты и т.п.

Определяющей формальной особенностью письменности, что также проистекает из типоло­гических характеристик вэнь, изначально называлась ее «узорочность» — внешнее, стилисти­ческое совершенство. «Если слова не будут расположены в узоре, то они не смогут распро­страняться», — говорится в конфуцианском каноническом тексте V—III вв. до н.э. «Цзо чжуань» («Комментарий Цзо», цз. 21, записи о 25-м годе правления князя Сян-гуна). А так как стихо­творный текст является самым организованным и внешне упорядоченным видом «словесного узора», то поэтическое творчество неизбежно должно было занять главенствующее положение в иерархии вэнь.

Более того, для поэтического творчества прослеживаются соб­ственные и еще более архаические, чем для иероглифической письменности, культурные истоки. В китайских мифах и леген­дах настойчиво повторяется сюжет о божественном происхож­дении поэзии (точнее, песенно-поэтического творчества) — сюжет о том, что первые песенно-поэтические произведения были созданы либо лично божественными персонажами и ле­гендарными правителями древности Ди Ку или Ди Цзюнем (предположительно тотемный предок иньцев) и Хуан-ди (Жел­тый император/владыка), либо по их повелению. «Ди Ку пове­лел Сяо Хэю создать пение, и тот придумал девять [песен] типа шао, шесть — типа лэ и пять — типа ян», — читаем в трактате середины III в. до н.э. «Люй-ши чунь цю» («„Вёсны и осени" господина Люя», цз. 5). «Ди Ку имел восемь сыновей. Они пер­выми создали песни и танцы», — сообщается в сочинении III - I вв. до н.э. «Шань хай цзин» («Канон/Книга/Каталог гор и морей», цз. 18). Этот сюжет активно использовался и в по­следующей теоретической литературе, где ряд песенно-поэти­ческих традиций, и в первую очередь культовые песнопения (гун юэ), тоже возводится к произведениям божественных персонажей и легендарных правителей древности.

Автор: М.Е. Кравцова

Продолжение здесь.