Согласно господствовавшей в XIX в. и не вполне преодоленной до сих пор точке зрения появление религии в Индии связывается с приходом ариев, скотоводческих племен иранского происхождения, создавших наиболее ранние индоевропейские религиозные тексты — веды. В настоящее время очевидно, однако, что арии, действительно сыгравшие колоссальную роль в развитии индийской культуры, были тем не менее не единственными ее прародителями: в Индии была обнаружена иная, причем весьма развитая цивилизация, которая, хотя и находилась уже в стадии упадка и дезинтеграции, не могла не оказать на них определенное влияние, в том числе в религиозном отношении. «Эта цивилизация (Харацпы), — пишет Дж.Брокингтон, — по-видимому, пришла к своему концу задолго до нашествия ариев; тем не менее есть по крайней мере возможность полагать, что некоторые верования этих людей сохранялись на народном уровне и их элементы были постепенно втянуты в индуизм наряду с теми, что были унаследованы от вед» [Брокингтон, 1992, с. 24].
Тезис о том, что протоиндийскую цивилизацию необходимо рассматривать в качестве одного из истоков общеиндийской культуры и религии (в первую очередь индуизма), принимается сейчас, видимо, большинством исследователей причем весьма плодотворным и перспективным оказывается сравнение протоиндийского материала с племенными или сельскими верованиями и культами, в особенности теми, что распространены в дравидоязычных ареалах.
Общая линия развития протоиндийской религии от примитивных земледельческих культов к более упорядоченной идеологии не могла не быть связанной с процессом складывания городской культуры, с разрастанием жреческой социальной прослойки. Одновременно должно было происходить усложнение мифологии и складывание массовых, публичных форм ритуальной активности. Одним из существенных внешних признаков такого развития можно считать некоторые структурные особенности древних западноазиатских городов, в том числе протоиндийских.
Культ буйвола сохранился в Индии до настоящего времени, причем характерен он в основном для дравидоязычных народов, например, для тода, некоторых групп голдов. Буйволиную природу имеют и некоторые мифологические персонажи, играющие немаловажную роль в культовой практике южных регионов Индии. Таковы, например, Мхасоба в Махараштре, Поттуразу в Андхре и их более универсальный прототип — Махиша, демон в образе буйвола.
Возвращаясь к ашваттхе, еще раз отметим, что и в настоящее время она является одним из самых почитаемых деревьев в Индии, в особенности среди дравидских народов. Верой в то, что это дерево способно обеспечить плодородие и потомство, объясняется использование его древесины и ветвей в качестве непременных атрибутов свадебных ритуалов. Оно же нередко избирается на роль партнера в распространенном на юге обряде брака между деревьями [Волчок, 1972, с. 253].
Помимо пары основных богов протоиндийского пантеона, общая характеристика которых представляется достаточно определенной, исследователи выделяют в нем еще одну, менее ясную фигуру. Это юный бог, бог-воин, в котором можно угадать черты далекого предшественника, сына Шивы — Сканды или его тамильского воплощения — Муругана. По предположению М.Ф. Альбедиль, именно он изображен с копьем (основной атрибут Сканды-Муругана) в воинственной позе, нападающим на буйвола [Альбедиль, 1987, с. 11—12]. Вполне вероятно, что этот персонаж стоит у истоков индийской традиции почитания бога-юноши, наиболее известными представителями которой являются Муруган и Кришна, но ввиду скупости связанного с ним изобразительного материала делать какие-либо выводы пока преждевременно.